Мой ноябрь.

Месяц, в котором я родилась, всегда относился ко мне с абсолютным равнодушием. Знаете, как бывает, когда сидишь в кафе с давним приятелем, и вдруг ловишь себя на мысли, что всё, что ты рассказываешь, ему ни капли не интересно. Ну, вот нисколечко. Мало того, он уже давно утратил нить повествования и даже перестал поддакивать из вежливости. Кто знает - может, погрузился в собственные мысли и проблемы, занимающие его гораздо больше, или просто ты сам и твоя жизнь перестали его интересовать. Он-то уставился на тебя в упор, но только потому, что сидит напротив, и смотреть прямо на тебя ему удобнее всего. На самом деле он и не видит, он смотрит «сквозь». (У меня богатый опыт общения с такими «смотрящими сквозь», а первый и самый серьезный опыт был получен еще в детстве - на меня практически всегда так смотрела мама).
Вот и ноябрь смотрит сквозь меня столь убедительно, что хочется провалиться под землю. Или хотя бы спрятаться за стенами.
Темнеть начинает где-то в районе трех. В половину третьего я бегу по сумеречным улицам на вторую работу, уже безнадежно опоздав, поддевая носками единственных приличных сапог размокшие листья цвета золотистой охры, разбрызгиваю фонтаном лужи на собственную же юбку - а потом вечерами удивленно разглядываю на ней затейливый рисунок в серую крапинку. И откуда бы ему взяться, действительно? А превращение приличных сапог в неприличные уже началось: почти на нет стерлись набойки на каблуках, а носочки выглядят так, будто их тайком ночами подъедает неведомый острозубый зверь. С набойками справятся в мастерской, а вот погрызенные носки, боюсь, уже никак не спасти.
Мой ноябрь начал с того, что в первые же дни прошелся морозом по насыщенной живописи осени, превратив живую и мягкую разноцветную ткань в сухую выцветшую бумагу, случайно выхваченную озорным и порывистым ветром из костра. Жухлые листья по тротуарам как полуистлевшие страницы и пепел. Наверное, это нужно - каждый год палить страницы из книги судеб.
И осень разом поблекла, стала бледна и тиха, как уставшая от жизни пожилая вдова, неряшливо одетая в некогда богатое платье, а затем заплакала. Не навзрыд, не заламывая руки, а мелким едва заметным дождем, касаясь окон и зонтов почти бесшумно. Удивительно, но дождь оказался ей к лицу. Он возродил потускневший было пурпур, вернул уже стертому золоту сусальный оттенок, поджег рябиновые кусты, запоздалые березы, а затем и ивы. Гореть под дождем, наверное, странно, но иное сравнение мне в голову не приходит.
Только самые яркие краски, даже самые теплые, даже горячие - всё равно выглядят так, будто смотришь на них через фиолетовое стеклышко, от такого колорита холодит в груди, и всё же я в который раз думаю, что не видела ничего прекраснее (впрочем, думаю я так практически всю осень, что не слишком хорошо характеризует мою способность определяться даже с собственными вкусами), и, пожалуй, в данный момент уверена, что ноябрьский колорит определенно самый благородный.
Но всё же цвет в моём ноябре (этот «царь» моего восприятия, первое, на что я обращаю внимание, лишь потом открывая для себя линию и пластику, не говоря уже о прочих органах чувств) совсем не главный герой.
Главным героем ноября стал запах. Сперва капель среди ночи, без которых было не уснуть, потом густое аптечное амбре, поселившееся на неделю в связи с постельным режимом, следом запахи чабреца, эвкалипта и солодки от чая от кашля, их сменили корица, гвоздика и кардамон и теплое красное вино (глинтвейн я пила исключительно в лечебных целях, и, наверное, поэтому не получала от него никакого удовольствия - что для меня очень странно, однако факт), пару вечеров пахло горячим пивом - надо сказать, совершенно отвратительно (попытку сварить пивной грог вроде того, что я пробовала во Львове, можно считать проваленной), однако от кашля тоже помогает. От кружек с чаем весь ноябрь традиционно пахнет имбирем и кардамоном (и кардамоном по-прежнему пахнет от моего небесно-голубого шарфа - гораздо более небесного, чем, собственно, само небо, уже месяц не показывающееся из-за туч), на кухне - яблоками, грушами, лимонами и хурмой, в ванной - вишневыми косточками (и как-нибудь я решу остаться там жить навсегда), а от меня - новыми духами. Чем пахнут новые духи, помимо неяркой нотки ванили и едва слышной земляники, я так и не смогла определить.
После Дня рождения будто стало легче дышать: ноябрь, наконец, отвел от меня свой взгляд. Вряд ли теперь я ему интересна, но знание, что призрачные фиолетовые глаза больше не смотрят сквозь, успокаивает)
В последние дни чувствую себя Пандорой. В доме две неоткрытые шкатулки - нечитанные книги - открытие которых (я уверена на все сто - ибо авторы нежно любимые) грозит мне бедствием локального масштаба. Вряд ли все беды мира, но некое чудище, пожирающее время, точно явится. А лишнего и без того нет. И вообще нет никакого: с работы приползаю часа на два позже, чем обычно, уставшая до состояния «только тронь меня пальцем», а дома пылится заказ, в котором коню даже валяться негде: подрамник, разобранный на дощечки, шелк в пакетике, рисунка нет, и идея не созрела.
А один ларец я уже открыла - дайрики. Чтение избранных за два месяца сожрало все время, которое я могу позволить себе потратить, и откусило еще приличный кусок от того, которое не могу. А я то реву у Тоткторе над кошачьими историями, то запутываюсь в афоризмах и фотографиях Леди Сотофы, то суну нос в какую-то дискуссию. А еще хочется написать о драконе и храните снов, о внезапном озарении про истоки ощущения родства с осенью, дописать уже начатый «гардеробный этюд», набрать уже написанный стёб от седьмого ноября и, наконец, повесить фото ангелов.
На завтра запланирована уборка, окончание ремонта и на вечер две встречи. Заказ опять не начну.
Что с этим делать - непонятно.

Вот и разъезжай после этого по европам…

Иногда по субботам позволяю себе прогуляться просто так без особой цели. И вот на этот раз мне попались рассказы о жизни. Один из них о впечатлениях в турпоездке по Голландии под названием "Амстердам и его женщины" мне понравился и насмешил. Передставляю вам его. Автор Боянович Юрий.
-
"Где-то к концу второго дня возникло ощущение смутного дискомфорта. А на третий день его удалось сформулировать: «Да они же некрасивые!»
- Кто некрасивые? - переспросили меня наши женщины (мы путешествовали вчетвером).
- Да бабы у них некрасивые какие-то. В смысле - женщины, - поделился я своими грустными наблюдениями.
Со мною, пожалуй, и согласились. Но с одной оговоркой.
- Да, - гласила оговорка, - это многие замечают. В смысле - многие мужчины. Но если присмотреться повнимательнее, то оказывается, что они не некрасивые, голландки. Они просто не стараются.
Я присмотрелся повнимательнее: а действительно! Не стараются! А так - вполне даже симпатичные женщины. Наверное. Где-то там.
Тут, ведь, какое дело? Одежда на них - какая? Никакая. В смысле - свободная, удобная, серая какая-то (по нашим, конечно, меркам).
Косметика - какая? Опять же - фактически, никакой. Лицо в результате оказывается - просто деловое и доброжелательное. Нормальное человеческое лицо, и все.
Походка. Да вообще - никакая не походка (как мы ее привыкли понимать). Просто идет человек по улице, куда ему надо. Ну, женского пола человек, а что - это для вас важно? У вас какие-то с этим проблемы?
Самодостаточные, короче говоря, женщины в Голландии. И все у них в порядке - расслабьтесь, господа.
.И что вы думаете? Приехал к нам обратно - и не могу без боли теперь смотреть на наших дур, как они, бедные, все время напрягаются.
Вот и разъезжай после этого по европам."

взято из гостевой книги Елены Руренко

Живем мы ДОСТАТОЧНО (миг между МАЛО и МНОГО),
Пока наши души так сладко и трепетно спят.
И если однажды ты просто поверила в Бога,
То Бог в тот момент так же просто поверил в тебя.